class="p">Глава седьмая. Бухабрь
Улыбайся чаще! И чаща начнет улыбаться тебе.
— Только никуда не уходи, ладно? — проверила я замерзающую красавицу. — Сиди тут! Я быстро!
Среди елей показались ледяные чертоги. Я быстро слетела с медведя, забегая в огромные, открывшиеся передо мной ворота. Через пять минут я тащила тяжелый ларец. Если честно, то я схватила первый попавшийся. И даже не удосужилась в него заглянуть!
— Вот приданое, — погрузила я на Буранушку. «Потерпи, хороший мой, потерпи!» — обняла я медведя за шею.
— Ой, спасибо тебе, де-де-девица, — послышался голос Настеньки. — Век не забуд-д-ду!
— Проживи сначала столько, — буркнула я, придерживая и ее, и приданое. — Что в ларце — не знаю. Честно, не смотрела! Пусть будет для тебя что-то вроде киндер-сюрприза!
— Ладно говорите, да не понят-т-тно, — протянула красавица, а я поняла, что с шубой пора завязывать. Сняв с нее шубу, я смотрела, как она трясется и требует ее обратно. — Без п-п-подснежников меня м-м-мачеха на п-п-порог не п-п-пустит! Даже с-с-согреться не д-д-даст! Она м-м-меня осенью за земляникой п-п-посылала уже! Нас-с-силу выб-б-бралась! Д-д-добрый дед-д-душка из лесу вывел и з-з-земляники д-д-дал!
— Отличный дедушка, — держала я ее, пока мы двигались по лесу. — Ты рассказывай, рассказывай.
— Л-л-летом мачеха м-м-меня в л-л-лес за яг-г-гелем послала, — продолжала Настенька, пока я вспоминала мох под снегом, который едят олени.
— Она у тебя случайно не беременна? — спросила я, с некоторым подозрением.
— Х-х-холодно мне! Д-д-дайте шубоньку согреться! — взмолилась Настенька. И протянула ко мне рученьки.
— Сейчас уже деревня. Скоро-скоро. Тебя с такими приданым целая очередь из мужиков выстроится тебя отогревать, — успокоила я, хватая ее за руки. — Смотри, ты сейчас возвращаешься домой. Показываешь в деревне ларец. Выстроится очередь мужиков. Из них выбирай самого симпатичного, неженатого и непьющего. Это важно! С избой желательно! И прощай, мачеха! Поняла меня?
— Мне один н-н-нравится па-па-парень, — созналась Настенька. — Егорушкой зовут-т-т! Пустите погреться!
— Не пущу! Помрешь, — выдохнула я, пока волчица вела нас по лесу, показывая дорогу. Даже метели стихли. Ни ветерка! Ничего!
— Т-т-только он с М-м-матроной гуляет-т-т, — рассказывала Настенька. — Ж-ж-жениться на ней собирался!
Я из любопытства заглянула в ларец, видя поверх серебра нитку жемчуга и перстень.
— Я бы так не сказала, конечно, — заметила я, прикидывая, сколько в ларце украшений и поглядывая на Настеньку. — Что прямо жениться… Я бы даже сказала, что у них отношения на ладан дышат… Я тебе серьезно говорю!
— Сколько до леса… Ой, до деревни? — спросила я тихо у Буранушки.
— Еще две версты, — проворчал он тихо. — Дымок уже виден!
— Их любови еще версты две осталось, — усмехнулась я, придерживая и ларец, и Настеньку. — Ну, может, две с половиной!
Деревня показалась внезапно. Если честно, то я ожидала увидеть большее. Три десятка занесенных снегом домишек, из которых в небо тянулись дымки.
— Не ходи в деревню! Нельзя тебе! — послышалось ворчание Бурана.
— Прощаться будем, Настенька! Удачи тебе! — вздохнула я, вручая ей ларец и отряхивая девицу от снега. — Дорогу знаешь, сама дойдешь!
— Ой, спасибо тебе, Бухабрюшка, — поклонилась в пояс Настенька. — Благодарствую тебя за все!
— Все, все, все! Иди, иди! — намекала я.
— Век буду помнить доброту твою! — нараспев затянула Настенька. — Век не забуду! И то, как приданое мне дала… И то, как …
— Да иди уже! — рявкнула я, видя, что мне шестой раз в пояс кланяются.
— …и детям своим расскажу, и внукам, — кланялась Настенька. — И век благодарить буду за щедрость твою!
— Дома мед есть? Если есть, тащи сюда! — потребовала я. Здесь оставишь! Вот и вся благодарность! — заметила я, глядя на мой снегоход «Буран».
— И кишочков, — провыла метелью волчица.
Я хитро улыбнулась, слыша ворчание Бурана: «Нет, чтобы просто выкатить, так она с ней, как панькалась!» Ничего-ничего, сейчас, если все нормально будет, Карачун лишится двух верных слуг.
— Как домой доберусь, принесу медочку и кишочков! — снова раскланялась Настенька.
— Буранушка, рявкни на нее, чтобы быстрее домой бежала! — попросила я медведя, спрятавшегося в кустах.
— Домой иди, дуреха! — рявкнул Буран, вылетая из кустов и прерывая поток вежливости. Глаза Настеньки сделались круглыми-круглыми. Она дико завизжала.
— Ааааа! Медведь!!! — завопила Настенька и стремглав в деревню бросилась. — Помогите! Спасите!
— Вот так я их и отогреваю, — произнес Буран. — Да, Метелица? Как думаешь, принесет девка меду?
— Не знаю, — заметила волчица, садясь рядом. — Люди, они не очень благодарные.
— Раньше нас Карачун кормил! Или сами, что найдем, когда он улетал куда-нибудь с морозами! — проворчал Буранушка. — Давайте решим как. Ежели девка обещание исполнит, то и дальше будем выводить из лесу… А ежели нет, то по старинке как-нибудь.
Дымки тянулись в небо. Оно затянулось мглой, похожей на туман. В этом белом молочном мареве, казалось, что над заснеженной деревней стоит настоящий туман.
— Вот и справились, — выдохнула я, глядя на дымки и избушки. — А почему мне к людям нельзя?
— От домашнего очага растаешь ты, — проворчал Буранушка, пока я обнимала его: «Ты молодец!»
— Молодец не молодец, а ме-е-еду бы! — попросил Буранушка. — Но что-то не несет!
Да, и правда! Плохо получается! Я тут, значит, ей отсыпала госбюджет голодающей страны, а она мед зажала!
— Пойдем, — проворчал Буранушка. — Вот и верь после этого людям!
— Твоя правда! — согласилась волчица. Они уже повернулись в сторону леса, как вдруг я увидела силуэт, что пробирается к нам.
— Неужто? — удивилась Метелица, выглядывая силуэт. Проминая сугробы, спешила раскрасневшаяся Настенька.
— Прячьтесь, — прошептала я, показывая на белые кусты. — Иначе спугнете ужин!
Мы затаились за кустами, пока Настенька ставила горшок и раскрывала, какую-то тряпку. Она осмотрелась, а я увидела у нее в ушах тяжелые серьги. Нет, мне было вовсе не жалко! Пусть хоть ей счастье будет! Мне от Карачуна подарки не нужны! Хватит с меня и того, что я находила их под елочкой, замерших насмерть!
— Ме-е-ед! — простонал Буранушка, бросаясь к горшку. — Липовый… Липовый…
— Да нет, оригинальный, — усмехнулась я, глядя на то, волчица разрывает тряпку. Я смотрела на деревню, на лес, слыша чириканье птиц.
— Была твоя шуба, стала моя, — усмехнулась я, сбивая рукой снег с ветки. — Были твои слуги, стали волонтеры! Ничего-ничего! Я тут развернусь!
— Ох, и вкусный же мед! Жаль, что ма-а-ало, — проворчал Буран, лапой проверяя горшок.
— И потрошка отменные, — послышался голос волчицы.
— Мне нравится людей спасать! — согласился Буран, отряхивая шкуру от снега. — Хорошее это дело! Вкусное!
— Так, иди сюда, — приманивала я воробьев, которые скакали по заиндевелым веткам. — Мне помощь нужна! Хотите кушать?
В этот момент на меня налетела целая стая.
— Хотим! Хотим! Хотим! — верещали они, пока я отмахивалась от них, как от таежного гнуса. — Хотим! Тим-тим!
— Тогда слушайте.
